Владимир Попов, мой спутник, давно уже житель Якутска, но не забывает малую родину, часто туда наведывается — выращивает картофель, общается с друзьями и прекрасно знает, кто чем дышит. Тем летом, изменившим нравы его односельчан до неузнаваемости, он не был там — за несколько дней до случившегося уехал домой из-за зубной боли. 24 июня сидел в поликлинике на приеме (справка имеется). Слушаю его рассказ.
«Вечером жена к телевизору позвала: девочки маленькие в Синске потерялись! Я давай звонить друзьям. Они с неводом по реке бродят, тела ищут…
В Синск я отправился ближе к середине июля. Когда подплывали, вижу: на Лене через каждые 50 метров менты со спиннингами стоят. Совмещают, так сказать, поиск пропавших детей с рыбацким спортом… Народу в селе — не протолкнуться: полиция, пресса, экстрасенсы, волонтеры. Встретил городского знакомого. «Квадроцикл, — говорит, — купил, испытать хочу, и рыбалка у вас обалденная. Ну и волонтером на досуге побуду». Эх, думаю, ну и человек ты!..
Нет, не собираюсь я огульно обвинять всех волонтеров в цинизме. Немало среди них было людей с отзывчивым сердцем. Жаль, что таких, кто прибыл поразвлечься, тоже хватало. Каким-то несерьезным, беспечным оказался этот отбор, и очень удивила меня полная несогласованность в действиях полицейских. Алиби мое на сто рядов перепроверено, а они снова и снова тратят кучу времени и бумаг, будто создают видимость «кипучей» деятельности. Но почему-то когда бывший участковый настаивал, чтобы сразу же осмотрели все машины в Синске, от него отмахнулись — не мешай. К уже бесполезному осмотру машин приступили только через неделю. А экстрасенсы!.. На чей-нибудь дом укажут, менты хозяина — хвать! С-ва, человека пожилого, двадцать раз допрашивали, назвали педофилом, избили, дома все вверх дном перевернули. Я посоветовал журналисту об этом рассказать, С-в побоялся.
По наивности я думал, будет как в кино: дедуктивные методы, расследование по микрочастицам. Ерунда! Единственный был метод у ментов — замордовать всех, авось да обнаружится преступник. Допросы велись с заведомо обвинительным уклоном: «Мы знаем, что это сделал ты! Где закопал девочек?» Мужики рассказывали, что после двадцатого — двадцать четвертого допроса некоторые съезжали с катушек и начинали сомневаться: а вдруг действительно я?!
В первый год жители выкосили траву в палисадниках — боялись, что могут подкинуть трупы. Один повесил на двери замок, заходит с другой стороны. Началось страшное недоверие друг к другу, люди от отчаяния оговаривали приятелей и соседей, на подлость шли, чтобы снять с себя подозрение, ведь полицейские могли «повесить» вину на кого угодно. Бывших зэков били шлангом по лопаткам, чтобы на лице следов не осталось, надевали на голову целлофановые пакеты. Лягляр, Тундрик, Качок, Базиль, Еврей с сыном попали под такой замес… Но эти точно ничего вам не расскажут. Почему? Да бог его знает. Привыкли, наверное, всего бояться. А теперь и все привыкли. Страх — вот что стало в Синске главным. Страх!
Безобидный местный пьянчужка (ныне покойный) жил на улице, где девочки исчезли, и кто-то «стукнул», что у него в ту ночь дым шел из трубы в четыре утра. Подозрительный двор был немедленно перекопан, сделана экспертиза золы. Искомых результатов не обнаружили, но держали беднягу долго.
В семье, чей дом наверху по Синей, менты сделали обыск, нашли рыбу в подвале и дичь. Ружья у хозяина нет, с воздушкой промышлял. Делись добычей, сказали, или окажешься убийцей девочек. «Отстегнул» без звука.
Друг у меня был, Вася Латышев. Чувствительный человек, все принимал близко к сердцу. Вот оно у него от издевательств и заболело. Положили в больницу. Полиция к нему и туда наведывалась с вопросами: «Где дети? Где закопал?» Вася не выдержал, повесился.
Это же не полицейские у нас! Это полицаи.
А сколько версий было! Даже за пределом фантастики. НЛО, перемещение во времени, смерч унес. У одной из девочек был порок сердца, ожидалась операция. Говорили, что вторая могла послужить для больной донором. Глупейшая версия. Какой бы хирург согласился на убийство ребенка ради здоровья другого? И нереально сделать такую сложную операцию в подполье.
Бабушка одной пропавшей зачем-то занимала деньги под проценты
и многим задолжала. Люди гадали — может, с этим что-то связано? Но выкупа никто не требовал, допросы бабушка проходила и полиграф тоже. Не стало ее. Сложно вытерпеть такое на старости лет.
К чему и к кому бы ни цеплялись — ничего мало-мальски конкретного не нашли. Дороги нет, вывезти детей преступники могли только по воде. А вода в Синей тогда стояла большая. Только если по протоке плыть, потом по Лене, три часа до Булгунняхтаха. Но зачем иродам было похищать детей из Синска, с его сложной транспортной схемой, и где все на виду? В Якутске полно неблагополучных семей, которые ребятишек не хватились бы долго. Напрашивается мысль, что похитителям нужны были не любые, а именно эти дети…»
Полицаи, страх, смерть
Многие в селе, как ожидалось, говорить наотрез отказались. «Думаю, как бы забыть этот кошмар, а вы опять…», «Вспомнить-то страшно, не то что рассказывать», «О ком? О потерявшихся девочках?! Не знаю я ничего!»
Или: «Ладно, спрашивайте… Но фамилию мою не указывайте, пожалуйста».
— Я даже не знаю, что сказать, — женщина инстинктивно прижимает к себе девчушку лет восьми. — Три года прошло, внучка моя первый класс закончила. Ровесницы были… В тот день, помню, внуки за красивой бабочкой со двора выбежали, я — за ними. По дороге ветер так странно вихрился — вроде небольших смерчей… Вечером собаки сильно залаяли, вышла на улицу глянуть: человек пятнадцать мужчин обсуждают что-то, лица хмурые. Дети, сказали, потерялись. Полиция приехала, все дома осмотрела. Мы сперва спокойно позволили — не виноваты же. Но они не по разу по домам прошлись, и все допрашивали и допрашивали…
— Вы ведь тетя Васе Латышеву? — вклинивается мой провожатый. — Как думаете, связана ли его смерть с потерей девочек?
— Нет, не может быть! Вася хороший был, мухи не обидит. Сколько переговорено с невесткой, с родными — все думают, что полицейские его довели. У них власть, для них закона нет…
Идем дальше. Владимир здоровается с вышедшим из калитки дедом, тихо бросает мне: «Васин отец». Дед не сразу, но соглашается отложить дела.
— Ну что… Люди прячутся, некоторых до сих пор таскают, говорят… Васю пропажа девочек сильно расстроила, у самого дочка. А полиция вдруг «вину» нашла: он в то время мимо по улице на тракторе проезжал — мы с теми девочками соседи. Кто Васю знал, никто не верит, что он мог на преступление пойти. 24 июня, в Духов день, сын зашел пыльный, усталый с работы, поел с аппетитом. Он свой дом ремонтировал, временно у нас проживал. Трактор возле ворот поставил — многие видели. Сын даже не понял, что полицейские всех поголовно обвиняют, думал — именно на него давят. Очень был совестливый, добрый, безотказный в помощи человек. Но одно дело — помощь, а другое — когда тебя заставляют с угрозами. У Васи был мотор — тридцатый «Меркурий», седьмой сезон шел моторке, так она за все сезоны столько не бегала, как в тот год по их указанию. То колдуна привезти-увезти, то экстрасенса, то их самих. Никто не спрашивал — хочешь-не хочешь, вечер-ночь, приказали — исполняй. А то звонили и спрашивали, собирается ли в город, велели завозить картошку по таким-то адресам. Вася возил.
— За деньги?
— Какие деньги? Мы же для них, все без исключения, не люди. Мы — подозреваемые. Кто с нами станет церемониться?
— Били его?
— Врать не буду — не знаю. Вася не охотник был такие вещи рассказывать, а тут вообще замкнулся. Вначале нас вызвали в школу, где следствие организовало штаб, развели по одному в классы. Молодой следователь сразу стал кричать: «Признавайся! Мы знаем, зачем ты высокий забор поставил!» Придумал обвинение, что мы с женой затащили девочек за забор и… съели… Ужас слышать, что говорил. Десять часов продержали. Вася вышел «никакой», в глазах слезы. Дома все перекопали, с каким-то прибором погреб облазили… Когда меня вызвали в Покровск на проверку, разговаривали уже культурно, без крика. Но детектор я не прошел — сломался он у них, что ли. Кое-как отпустили через неделю. Повод придраться всегда найдется: у нас забор высокий, Вася на тракторе проезжал, у одного кровь на куртке нашли — он скотину забил. Экспертиза доказала, что кровь скотская, зря полицейские человека полторы суток мучили и шлангом избивали. С «фантазией» работали: кому-то пакет на голову без воздуха, кого-то водой пытали — головой в реку. Через детектор прогнали почти всех. Зачем он только нужен, если они его результатам все равно не верят?
…Предсмертная записка, говорите? Нет, не оставил. Утром в магазин пошел, настроение вроде было нормальное. Позвонил другу Ефиму, позвал поговорить, а тому некогда. Может, пришел бы, и отпустило… Мы Васю толпой искали и только назавтра нашли. На крыше. Умудрился закрыться с наружной стороны. Трогать ничего не стали, ждали криминалиста. Если и была записка, полицейские ее скрыли, конечно. Как против себя пойдут? Это ж они безвинного до самоубийства довели.
Другой встреченный дедок рассказывает:
— Меня вызывали на допросы восемнадцать раз. Всегда новые следователи, и всё заново. На детекторе проверяли и с гипнотизером, только он почему-то не смог в транс ввести. 24 июня я на своей «Ниве», невестка и трое внучат ждали сына на берегу, он на моторке должен был приехать, и мы в бинокль на реку смотрели. Следователь мне сказал: «Ты выходил из машины — значит, девочек убил и там закопал». Я ему: «Что, прямо при собственных внуках?» Он говорит: «Наверно!» Все дома перерыли, двор перекопали, аппаратом прощупали подполье. Бить не били, раз толкнули, и все. Это тем, кто моложе, шибко досталось. Загнали нас в спортзал человек шестьдесят мальчишек и мужчин от 14 до 70, дали псу понюхать принадлежавшие девочкам вещи. Нервы у всех напряженные, ведь и невиновным страшно: вдруг собака ошибется? Она покрутилась-покрутилась, будто посомневалась, и остановилась возле троих по очереди. Что с ними после сделали — у них спрашивайте. Люди эти трое семейные, у всех дома маленькие дети. Все малыши, наверное, одинаково пахнут.
…Кто мог на такое пойти и как? С одной стороны Синска глубокий овраг, с другой — Синяя, впереди — Лена, сзади — лес. Не могли махонькие так далеко в лес убежать. Выходили народом искать. Расчесали несколько километров — нету. Думали, может, осыпью от оврага завалило, обшарили. Нету. Прямо загадка. Пришлых в тот день никто не видел. У нас каждый новый человек на виду, незамеченным никто не приедет.
— В СМИ писали, что родной дедушка признался, будто нечаянно задавил девочек…
— Били его страшно, так любой человек в чем угодно признается. Никто про Гаврила плохо не думает, люди его жалеют. Сына Гаврилиного, подростка, тоже терзали всяко… Жена от рака умерла год назад. Горе, наверное, болезнь вызвало.
Мужчину, сошедшего с уазика на соседней улице, я узнала сразу, видела в интернете его фото с заплывшим глазом. Не отказался от беседы, кивнул, прикрывая рукой половину лица, по которому волной пробегал нервный тик.
— Нет, с той стороной, с кем у нас была общая внучка, я не общаюсь. Беда нас не сблизила, наоборот — разъединила. Вышло так, что каждому потребовалось отвести от себя подозрение.
— Где-то читала, что вас похищали…
— Это правда. Я вышел из Следственного комитета, когда ко мне подошли двое, взяли под руки и приставили к боку нож: «Дернешься — убьем». Сели в машину, поехали в лес. Поколотили там. Сказали — полиция в курсе. Им было нужно, чтобы я признался, будто сам убил детей. Пришлось согласиться, иначе зарезали бы просто. Потом привезли в СК, и я дал на камеру «признательные» показания. В Синск меня увезли со следствием на вертолете, велели показать место, где закопал тела. А что я мог показать? Ткнул в первое попавшееся место, лишь бы поскорее все кончилось. Лишь бы не били, не орали, оставили в покое, в «одиночке» хоть ненадолго. Но они вдруг отпустили. Только я вздохнул свободнее, как ночью три человека взломали дверь монтировкой, ворвались в дом и этой монтировкой избили меня. Их главный сказал, что зовут его Аполлон Тарасюк, и что он поисковик. Этот Аполлон стал жить у нас, а я спрятался в заброшенном доме. Они и там нашли… Что за люди — не знаю. Я написал заявление в полицию и прокуратуру. Везде отказ — нет такого человека. А когда еще в первый раз в лесу колошматили, и я согласился признаться, полицейский выскочил откуда-то как из-под земли… Невестка сказала, что это она отделала меня сумкой по лицу, поэтому я был такой избитый. Смешно: не кирпичи же она в сумке таскала! Полиция знает каждое мое движение. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а полицейским уже доложили.
— Кто?
— Не знаю, но кто-то все им про меня докладывает, факт.
— Почему вы попали под подозрение?
— Мне сказали, якобы я на машине ездил, хотя она до восьми часов в гараже стояла. Поисковая собака вокруг дома походила, чуть наверх поднялась, понюхала и обратно. Все ведь кругом затоптали, народу было как муравьев в муравейнике. Во время допроса в школе полиция отогнала мою машину подальше — наверно, чтоб никто не знал, где я. Пакет на голову натягивали, не давали дышать. Жена меня потеряла, в больницу слегла. Сын был в то время несовершеннолетний, и его допрашивали, о чем мы узнали позже. Детектор лжи я десять раз проходил, гипноз тоже. Пятнадцать суток просидел в каталажке по невесткиной провокации. Оттуда люди в масках вывозили в лес и снова били… Да, экспертизу в Бюро СМЭ я прошел, побои снял. Все это есть.
… Нет, люди косо не смотрят. Понимают… Я человек не скрытный. И как бы мог?.. Внучка… единственная… Жена часто снится, а внучка — никогда. Значит, думаю, живая. Может же быть?.. Некоторые экстрасенсы говорили, что живы девочки. Один человек сказал: найдутся, но через много лет. А я… а мне покоя нет, пока не найдутся. Устал ждать, устал жить в беде…
Заворачиваем в Администрацию наслега. Здание красноречиво нуждается в ремонте, главы нет, говорим с замом. Его тоже допрашивали с применением детектора.
— Полиция, наверное, думала нахрапом взять. Но нельзя же подозревать все население разом! Люди с тех пор изменились и как бы закрылись в семейных кланах. Мародерство со стороны полиции? Нет, не слышал. Было, правда, что полицейские находили в раскопанной земле лосятину и осетров — спрятанную от обысков «нелицензионку», вот это съели, да.
…Чистый дворик, женщина вытирает руки полотенцем: корову только что подоила. Смотрит настороженно:
— Писать будете? По-плохому бы не вышло… Только без фамилии! Как было: приехали на машине, увезли сына в Якутск. Я попросила: привезите сами обратно, денег нет. Они пообещали, но сын не приехал. Телефон у него отключился, участковый не брал трубку, и я ночью вся извелась. На другой день сын звонит: выпустили, иду к родственникам. Но так до них и не дошел. Звоню им — нет, не приходил. Телефон опять отключенный. Звонит, наконец: меня арестовали, анализ мочи показал наркотик. Какой наркотик?! С ума, думаю, они там посходили, что ли?.. Через два дня вернулся. За это время поседела я. Зашел — ничего не говорит, лег и уснул. Потом выспросила: на полдороге к родне они его догнали — анализы, мол, надо взять. Дали что-то выпить и — нате вам, объявили, что в моче обнаружились наркотические вещества. Остальное было, как со всеми: били, пытали, пакет вздевали на голову. Кого увозили — всех-всех мучили…
…Мы в тот день, 24 июня, пошли сено косить электрокосой. Из дома я с детьми вышла без пяти минут семь, еще подумала — припозднились. Девочек видели, они играли между домами. Возвратились мы в девять, сразу звонок. Бабушка одной из девочек спрашивает: не у вас, случаем? За ней — звонок второй бабушки: не у вас?! А девочки к нам и не заходили никогда…
Владимир стучит в калитку к бывшей заведующей детским садом:
— Хозяева! Есть дома кто?
Открывает приятная женщина. Пригласила на веранду, внуки принесли стулья.
— Да… Мы все тут натерпелись, невзирая на возраст и пол… Внуки у меня вот так же гостили, мальчикам было семь и девять лет. Их тоже три раза вызывали, до рыданий довели, хотя наши дети с этими девочками не общались. Полицейские старшему: «Не ври! Почему врешь? На одной улице с ними жил!» Я с ними поругалась. И дальше бы, может, вызывали, но мы под всякими предлогами родителям внуков отослали, чтоб не пугали их больше злые дядьки в погонах.
…Дочка у меня инвалид детства, маленькая ростом и видит плохо. Работает медсестрой. Когда ее допрашивали, я с ней вначале зашла. А они мне: «Выйдите, дочь у вас совершеннолетняя!» Я бы одну не оставила, но внуков в другую комнату завели, и я с ними пошла. После допроса дочка выбежала из класса сама не своя, в истерике ее затрясло, и сильные судороги начались. Что делать, как до Покровска везти?.. Еле-еле к ночи удалось успокоить. Допросчики, оказывается, орали на нее: «Тебе известно, куда дети делись! Почему скрываешь? Ты видела и должна признаться! Не признаешься — с работы вылетишь!» А она далеко вообще не видит, только силуэты… Я назавтра пошла к тому, кто допрашивал, и спросила, кто на мою дочь показал. Он говорит: «Повариха ваша». Я к ней, она удивилась — ничего подобного! Я ее за руку и снова к нему. Стыдим бессовестного обе — зачем наврал, зачем издевался, нельзя же так с людьми! Нельзя, если ты сам человек! А он сидит и ржет нагло! Айал Левин этого героя зовут.
…Ох, достали нас всех тогда! Думаю, не дадут вам здесь статистику по заболеваниям и смертности, но за эти три года смерть людей у нас как косой косит: инфаркты, инсульты, рак, похороны за похоронами. Девяти дней не проходит — следующего везут… Ольга Павловна, бабушка девочек, за месяц от рака сгорела. А то, что Гаврила в страшном признался, понять можно: заставили. Почки же ему отбили. Инвалид он теперь. Не сказал? А мы на него и не думали, без того горе какое — внучка пропала… Другого деда в трениках и шлепанцах из дома зимой выдернули, увезли в Покровск. Как только домой добрался! Эти-то дед с бабушкой выпивали довольно крепко. Сейчас незаметно — кажется, не пьют. Пьющих, особенно тех, кто в тюрьме сидел, водили на старую ферму. Там хоть закричись — никто не услышит и не поможет. Я своего старика лишний раз за ворота не выпускала, боялась, что заметут «до кучи». Во дворе у К-ва качели стояли, так его за них обвинили. Мол, нарочно построил, чтобы детей заманить. Первый раз в жизни я видела, как страшно плакал взрослый мужчина. Не дай Бог…
РОО «БАТАС» готовит официальное письмо на имя министра ВД РС(Я) Прокопенко о бесчинствах, творимых полицией в Синске.
Якутск-Синск-Якутск
