9 Мая все вспоминают своих дедов, прадедов, вынимают из альбомов их фотографии для Бессмертного полка, пишут об их «где служил, где ранен, где похоронен.» А мне сегодня хочется рассказать о своем деде Титарове Андрее Титовиче. О том, какой он был в моей жизни. Не на войне.
У меня был удивительный дедушка, умеющий превращать жизнь в настоящую сказку. Самый настоящий Волшебник. Много в нем было того, что обычный человек ну, никак не мог. Взглянет на больную корову, пощупает ее бока и скажет, что у нее не так. С собаками и лошадьми он и вовсе разговаривал на одном языке. А те глядели на него влажными благодарными глазами и ходили по пятам, слушаясь его беспрекословно.
Когда мне было года три, у деда был конь, служивший ему верой и правдой всю свою жизнь. Оноочук. Они понимали друг друга без слов. Это был большой, мощный, но уже старый, невозможно мудрый конь с умными глазами и человеческим взглядом. Дед приучал нас с братом не бояться его. Мы катались верхом, закармливали его сахаром, просто болтались у него под ногами, а он терпеливо стоял, не шелохнувшись, лишь шумно дышал, и пар шел из его ноздрей. Когда же дед запрягал его в сани, это был для нас и для коня всеобщий праздник. Вообще-то это случалось в двух случаях: мы ехали увозить балбахи или на реку – на водопой. И то и другое было увлекательное занятие. Конь скакал как бешеный, несмотря на свой преклонный возраст, видно в молодости это был резвый скакун. Мы сидели на санях с обветренными щеками, оглушенные скоростью, дед лихо управлялся с вожжами. Это было удивительное ощущение полета, свободы, когда морозный ветер в лицо, дедушкино гиканье, топот копыт по накатанной снежной дороге, развевающаяся черная грива…
Что с ним потом стало, куда исчез тот конь, я не знаю. Возможно, он как истинный кормилец истинного якута отдал свою плоть и кровь нам на пропитание. Во всяком случае, в моем детском понимании это было совершенно нормально. Я же была настоящей внучкой своего деда. И когда после забоя скотины он заносил в дом полное ведро дымящейся свежей крови, наливал в кружку и ставил передо мной, я выпивала ее до последней капли, не морщась.
А как он мастерил сломанные кости?! Вся деревня, воя от боли, тащилась к деду выправлять конечности. Какими руками нужно было обладать, чтобы без рентгена, на ощупь определять смещенную косточку, ставить ее на место? Помню одну девушку после аварии, высокую, красивую, которую собирались лишить ноги из-за сложного перелома. Дед же поставил ее на ноги, буквально по кусочкам собрав все ее кости. Я видела ее благодарность деду, какую словами не передать. Видела счастье в глазах дедушки, когда она пришла к нему на своих двоих, принесла со словами благодарности небольшие настольные часы, которые исправно тикали лет 10, наверно.
Каждое 31 декабря дедушка правил новогодним балом в районном клубе в образе Деда Мороза. Наверняка, это был самый натуральный Дед Мороз из всех существовавших, потому что в мастерстве перевоплощения ему не было равных. Особенно в таком деле, почти граничащим с волшебством. Мы в ожидании деда выбегали на улицу, всматриваясь в дорогу. Помню удивительную тишину, накрывавшую деревню в последние часы старого года. Черное бездонное небо, сверкающие звезды, уличные фонари, свет которых, вырывая у темноты неравномерные сгустки, придавал почти мистический вид нашей хоженой-перехоженой улице. Скрип шагов по мерзлому снегу. Когда невозможно понять, кто идет, откуда идет, насколько далеко он находится. То ли это человек, то ли вездесущий сюллюкют, то ли настоящий Дед Мороз? Весь воздух был пронизан таинством уходящего года. А потом появлялся дедушка. Я кидалась к нему на шею, вдыхала его запах, и мне казалось, что именно так и должны пахнуть настоящие Деды Морозы: ароматом хвои, запахом елочных игрушек, переложенных старой ватой и хранящихся в картонных коробках, запахом морозного вечера, свежевыпеченных пирожков и чуть-чуть- запахом моего дедушки.
Самым таинственным, волшебным местом в нашем старом доме был, безусловно, чердак под крышей. Туда имел доступ лишь дедушка, который хранил в нем свои «несметные сокровища». Там всегда царил полумрак. Ближе к двери хранились те вещи, которыми дед пользовался время от времени. Это были многочисленные охотничьи снасти, приспособления для сенокоса. Рыболовные сети, которые дед вязал своими руками, свисали с балок крыши, занимая почти все свободное пространство, наполняя его стойким запахом рыбы. Там были разнокалиберные капканы, в самых гигантских из которых спокойно поместилась бы моя голова. Там были самодельные охотничьи ловушки, какие-то немыслимые дедушкины охотничьи одежды и обувь из шкур почти первобытного фасона, огромные тюки медвежьих, лосиных, оленьих шкур, которые он увозил на зимнюю охоту. Но самое интересное хранилось в глубине чердака, куда почти не доходил солнечный свет. Там пищали мыши, толстым слоем свернулась пыль. Казалось, там остановилось само время. Я собирала все свое маленькое пятилетнее мужество и таращилась на странные вещи, находящиеся на «мертвом приколе». Чего только там не было! Какие-то деревянные грубые сундуки, огромные стеклянные бутыли, чугунные сказочные горшки медные самовары, какие-то старинные инструменты ручной ковки, — не в каждом краеведческом музее такое увидишь. Но самое интересное из всего висело под крышей – старое праздничное конное снаряжение. Я могла рассматривать его часами, представляя нашего коня в самом расцвете его сил во всем этом великолепии. Пусть яркие краски выцвели, мягкая кожа поистрепалась, дерево потрескалось, колокольчики потускнели, но звенели они от нечаянного прикосновения неожиданно звонко. И никакое время не могло справиться с этими резными узорами, хитроплетением конского волоса и выделанной кожи, одолеть все богатство воображения и любовь мастера к своему творению…
Ранней зимой выхожу однажды – весь двор завален карасями так, что даже снега не видно. Это дедушка приехал с ежегодной рыбалки. А потом до ночи продолжается паломничество соседей, знакомых, родственников на грандиозную раздачу улова. Осенью же, да простит Рыбнадзор, дед косяками вылавливал осетров и выстилал ими летнюю кухню. Маленький братишка ползает по огромным шипастым рыбинам, а рядом дедушка совсем по-молодецки щурится…
Вообще он всегда все добывал в каких-то неимоверных количествах. И это во время тотального дефицита – ящики с сгущенкой, соками, пюре, джемами, легендарными компотами Ассорти. Холодильник , черно-белый и цветные телевизоры появились у нас одними из первых в деревне. А из дальних поездок он всегда привозил фрукты. Такие красивые, какие я до сих пор не видела: абрикосы, гранаты, дыни, виноград. Удивляюсь, как он умудрялся довозить их не утратившими свежесть, ведь дорога тогда была долгая.
Лето мы неизменно проводили на природе. У деда было несколько сенокосных угодий, куда мы ездили , как к себе домой. Одно, удивительно красивое, сохранилось по сей день. Не каждое лето мне удается побывать, но всякий раз приезжаю туда с мыслями о дедушке. Как-будто с тех пор ничего не изменилось: неприметные тропинки, лесные заводи, те же елки, просто ставшие старше, кусты красной смородины, шиповник да пижма, которую дедушка так любил собирать для своих отваров. Только вот вместо дедушки в тени деревьев, у костра, теперь сидит и что-то мастерит мой ставший стареньким дядя. И больше не прилетает туда огромная белая невозмутимая полярная сова Хаар Эбээ, от которой я бегала в детстве.
Дома у нас был культ Сталина. На стене , на самом видном месте, вместе с военными фотографиями дедушки висел большой портрет Сталина. Дедушка буквально боготворил его. Помню, как мы срывались каждый раз звать деда, когда Сталина показывали в кинохронике по телевизору. Он быстро прибегал, садился и во все глаза смотрел на своего Генералиссимуса. Он защищал Сталинград, носящий его имя, шел в атаку с его именем, что там говорить, он жизнь бы положил на тех полях во имя этого человека. Могу ли я, выросшая на такой преданности, относиться к Сталину неодозначно? Помню, как в 6 классе во время поездки в Грузию, мы побывали в Гори, в Музее Сталина. Наверно, я единственная в группе купила тогда его портрет для деда. Который по моему приезду немедленно был вывешен на почетное место.
Девятое мая у нас всегда отмечался грандиозно наравне с Новым годом и Ысыахом. Дед вытаскивал из шкафа свой парадный костюм с множеством звонких медалей. Мне поручалась ответственная миссия протирать их до блеска. Что я и делала, совмещая дело с тщательным изучением надписей и рисунков. Особым уважением у меня пользовались боевые медали, серенькие, невзрачные, но обладающие какой-то иной, особой силой. Вечер перед 9 мая был единственным в году, когда нам давали доступ к этому замечательному пиджаку. Это был действительно святой праздник для бабушки с дедушкой.
С бабушкой его связывали удивительно нежные, добрые отношения. Когда она ослепла, дедушка трогательно нянчился с ней, как с ребенком. Учил обходиться без помощи извне, мастерил какие-то хитрые приспособления, которые действительно помогли бабушке быстро освоиться к незрячей жизни. Да так лихо, что дома она делала практически все, что делала раньше: готовила кушать, мыла посуду, стиралась, убиралась дома, гуляла по двору, легко пользовалась телефоном. Дома она была единовластной правительницей, которая могла и прикрикнуть на мужа. Но на людях бабушка неизменно относилась к деду очень уважительно. А он никогда с ней не спорил. В особо острые моменты качал головой и гордо удалялся из дома. Через некоторое время присмиревшая бабушка кротко семенила звать его к столу. Вот и вся мудрость, весь секрет семейного благополучия.
Дед был человеком удивительной харизмы. К нему тянулись, его уважали, слова имели вес, советы – принимались безусловно. Не подверженный страстям, сдержанный, терпеливый. Мудрый. Жил как дышал. Внушал удивительное спокойствие. Я верила ему беспредельно. И ничего не боялась, когда он рядом. Он не растрачивал себя попусту, но щедро отдавал. Умел радоваться общению, и выражал свою радость через осуохай. С тойуком он шел по жизни. Напевал его постоянно – для себя, вполсилы, иногда совсем тихонько, так, что слов не разобрать. Когда шел по лесной тропинке, на сенокосе во время полуденного отдыха, зимой, строгая лучины возле печки, вывязывая узлы на своем новом неводе – все время напевал…
Воспоминания как крылья бабочки. Хаотично порхающие в памяти, невероятно яркие, притягательные, внешне хрупкие, но достаточно прочные для того, чтобы удержаться в водовороте времени. Все мое детство было связано с дедушкой. И я была его любимой внучкой. Связь наша настолько крепка, что и после смерти дед не покидал меня еще много лет. Сверхъестественное, невидимой нитью вплетавшееся в его жизнь, связывало нас через сновидения. Сон был как хрупкий мост между двумя мирами, где мы радовались встрече, делились новостями. Дед рассказывал мне о своем мире, совсем не страшном, где можно дальше продолжать свое существование, давал советы, помогая мне разобраться в сложностях мира моего. В последнее время дед появляется в моих снах все реже и реже. Возможно, я просто повзрослела, стала матерью троих сыновей, и советы сейчас чаще я даю я сама. Одно хочу сказать, сколько бы воды ни утекло, сколько бы времени не прошло, дедушка есть в моей душе. Пока я живу – он со мной…
